Это моя жизнь - Страница 7


К оглавлению

7

Субботнее позднее утро было ясным и солнечным, когда она, минуя

рыночную площадь с суетящимися на ней людьми, - поскольку день

был базарный – пошла по улицам города, чтоб через несколько

кварталов подняться на кладбищенскую гору, а затем, пройдя мимо

маленькой церкви, вдоль высокой кирпичной ограды, старой и

покрашенной белилами, войти в открытые ворота и тут же увидеть

кресты и бетонные могильные плиты с фотографиями своих близких

или своих знакомых односельчан. Почему-то так получилось, что

предыдущее их поколение было похоронено именно в этой части

кладбища, за исключением отца, умершего раньше других своих

сверстников и потому похороненного отдалённо. Часто бывая здесь,

Лида помнила хорошо, где - чья могила, а по рассказам матери знала,

где могилы старших сестёр и братьев, умерших в младенчестве.

Прибравшись на могилах близких и знакомых, она прошла к тому

месту, где были похоронены дед с бабкой, родители матери, и мать со

16

своими двумя старшими сёстрами, судьба коих даже для того времени

не была обычной. Старшая из них в начале войны оказалась в

Белоруссии на занятой немцами территории, а когда вернулась в

родные края, в скором времени помешалась умом и остатки дней

провела в психиатрической больнице; там же скончалась и вторая

сестра матери, дожившая, впрочем, до приличного возраста перед

тем, как туда попасть. Брат Лиды всегда опасался схожей судьбы,

полагая, что сын унаследует основные особенности матери. Впрочем,

мать благополучно дожила до глубокой старости, хотя Лиде и

пришлось раньше времени уйти на пенсию по уходу за ней. В это

время вместе с ней и матерью жила тётя, сестра отца и старая дева,

каких было немало после Отечественной войны, где погибли их

ровесники – женихи. Приходилось ухаживать и за ней, подорвавшей

здоровье и на «трудовом фронте» на Чусовой, на сплаве леса, во

время войны, когда на подобные работы мобилизовали молодых

женщин, не имевших детей, и на тяжелой работе в колхозе.

Уже во время «перестройки» тётка заболела. Её положили в

больницу, лечили около месяца, как говорили, от болезней сердца и

печени, а когда выписали, то состояние её было ещё хуже, чем до

лечения. Тётка почти умирала. Через неделю на приёме у терапевта

Лида требовала нового обследования, но услышала от врачихи, что,

мол, у нас и работающих-то некуда положить, а ей «пора и честь

знать». При этом прозрачно намекнули – что можно сделать. Не

устраивая здесь скандал, она на другой день пошла к главврачу, где

его и устроила. Как бы там ни было, но больную тётю обследовали,

даже направили в область, и оказалось, что она болела пневмонией,

перешедшей затем в плеврит. После этого тётя жила ещё десять лет.

Лида собрала опавшую листву, ветки, упавшие с берёз, поправила

покосившийся венок на могиле и села на лавочку у входа в оградку.

Она почти ежемесячно приходила сюда и чувствовала себя, как дома.

Так и сидела, погружённая в собственные мысли, в воспоминания,

пока не почувствовала, что замёрзла: низкое солнце еле – еле

пробивалось из-за деревьев, хотя и безлистных. Поднявшись,

поклонилась, сказала: «Оставайтесь с Богом, мама!» - и пошла к

выходу.

Было уже часа два пополудни, когда она, минуя рыночную площадь,

направлялась домой, но подумала, что авось сможет встретить кого-

17

либо из старых знакомых, что часто случалось именно здесь в

рыночный день, когда в город съезжались жители окрестных селений,

как по какой-либо необходимости, так и по простой причине –

развлечься. Рынок уже не был столь многолюден, как в утренние часы,

некоторые хозяева торговых столов и палаток убирали товар,

собираясь восвояси; но её не интересовали торговые ряды, мимо

которых проходила, вглядываясь в лица встречных, здороваясь с кем-

то, обмениваясь парой незначительных фраз: за долгие годы

однообразной, почти ни в чём не меняющейся жизни городка, многие

его обитатели знали друг друга в лицо, если не были лично знакомы.

Сзади вдруг окликнули, и этот оклик заставил её вздрогнуть, поскольку

был неожиданным со спины, где, казалось, уже всех видела, и

оглянуться. Пожилая женщина, подойдя, по-дружески взяла за локоть.

- Здравствуй, подруга! Здравствуй, дорогая! – печально, как

показалось, прозвучало её приветствие.

- Надя!!! Ты ли?! – непроизвольно вырвалось у Лиды, ошеломлённой

изменившимся видом бывшей одноклассницы, с которой встречались

довольно часто за исключением полугода с тех пор, как виделись

последний раз. Село со школой, где они учились, располагалось в

пяти километрах от родной Лидиной деревни, и ей с пятого класса

приходилось каждый день ходить туда, в отличие от одноклассницы,

жившей в том селе и бывшей более обеспеченной материально, при

живых и работавших родителях, что, очевидно не в последнюю

очередь, сказалось на её характере; а была она весёлой,

жизнерадостной и общительной, бойкой девушкой, как говорили про

неё иногда, тогда как подруга оставалась замкнутой, не по годам

серьёзной.

- Как ты?! Как дела у тебя? – продолжала она, не в силах сдержать

7